Это эссе призывает к использованию нового переводческого подхода к нарративной медицине. Моя точка зрения основана на двух основных соображениях: во-первых, что болезнь — это фундаментально отчуждающий опыт, напоминающий практику разговора на иностранном языке, и, во-вторых, что дискурсы о здоровье и болезни управляются нарративными парадигмами, которые не в состоянии передать переводческую по своей сути (то есть иностранную и отчуждающую) речь (или же ее отсутствие) тех, кто страдает. Данная статья оспаривает общепринятую модель, которая представляет болезнь как повествование, вместо этого поддерживая революционную идею, согласно которой болезнь интерпретируется как перевод.
Для того, чтобы обосновать мою точку зрения, я действую следующим образом. Во-первых, я привожу доводы в пользу переосмысления нарративной медицины в качестве перевода, развивая идею о том, что болезнь является отчуждающим опытом. Затем я излагаю и обсуждаю особенности переосмысленной переводческой структуры нарративной медицины, анализируя образцовый пример переводческой эпистемологии здоровья и болезни: книгу Маргериты Гвидаччи Neurosuite (1999a). Эта книга является сборником из 80 стихотворений, повествующих об опыте заключения поэта-пациента в психиатрической больнице, моделях (не)общения с медицинскими работниками, а также о скрытых и «непрозрачных» формах психиатрического знания, вызванных страданием.
Написанные женщиной на итальянском языке (не английском) и в контексте Италии двадцатого века, эти стихотворения проливают свет на периферию нарративной медицины. Помимо того, что эта дисциплина управляется нарратологическим мышлением, игнорирующим «другие способы осмысления и демонстрации опыта» (Woods, 2011, с. 202), она остается в значительной степени англоцентричной (Wilson, 2023; Arnaldi and Forsdick, 2023). Анализ этих стихотворений через призму исследований перевода позволяет мне связать опыт болезни поэта-пациента с идеями отчуждения на фоне точки зрения Гвидаччи, которая является ненормативной с трех сторон (еe взгляд можно охарактеризовать как неанглийский, неповествовательный и женский). Выбранный психиатрический контекст таким образом подчеркивает еще один элемент маргинализации и отчуждения (Yakeley et al., 2014; Arnaldi, 2024). Кроме того, он обеспечивает идеальную обстановку для обсуждения динамики нарративизации (и ее отсутствия), так как консультация (по определению основанный на повествовании процесс) лежит в основе психиатрической диагностики и лечения.
Поэмы Гвидаччи демонстрируют синтез множества способов, с помощью которых переводческий подход к нарративной медицине может осветить те самые ценности, которые формируют эту дисциплину, – от ее фокуса на этике до ее ориентированного на пациента видения исцеления. Ее поэмы также показывают то, что перевод по своей сути является самокритичной концепцией и практикой, которая призывает нас подвергнуть сомнению наши убеждения и ценности, включая предположение о том, что процесс перевода всегда является полезным и безвредным. Как показывает анализ, представленный в этой статье, бывают моменты, когда мы призваны сохранять непередаваемое и непереводимое в качестве этически справедливых форм знания – особенно в контексте психиатрических страданий. Это новое прочтение книги Гвидаччи Neurosuite обогащает наше нынешнее понимание ее поэзии как «высокодуховной» (Wood, 2005), подчеркивая фундаментально терапевтическое свойство веры как формы исцеления, а также роль перевода как способа взаимодействия с Другим по определению, то есть с Богом.
В заключение я излагаю принципы, лежащие в основе переводческой эпистемологии, включая формы эпистемической неясности, непереводимости и молчания. Я предлагаю использовать эти принципы для изучения ненарративных описаний болезни, которые часто принимают форму поэтической коммуникации и лирического повествования. В этой статье поэзия Гвидаччи переносит нас «nel centro della notte» («в центр ночи»; Guidacci, 1999b, с. 175). Она указывает на некоторые способы, с помощью которых переводческая эпистемология, которая отдает предпочтение нелинейным, неиерархическим, сложным и многогранным возможностям знания, может способствовать достижению более справедливых теорий и практик нарративной медицины и психиатрии, даже (и особенно) когда задача описания и понимания страдающих кажется почти невыполнимой. Перевод, действуя в роли средства понимания ненарративных описаний болезни, объясняет «черные дыры», в которые может провалиться психиатрическое знание. Это делается не для того, чтобы восхвалить невежество или подстрекнуть к смирению, а скорее для того, чтобы объяснить различные способы знания, включая произведенные в условиях страдания. Поэтому я призываю к использованию нового переводческого подхода к нарративной медицине и делаю это не с намерением оспорить или переосмыслить нарративность как эпистему, жанр или концепцию, а скорее в надежде выдвинуть на первый план сущностную, переводческую природу нарративной медицины, которая включает в себя все вышеперечисленное. Я считаю, что концепции из исследований перевода и языков поэзии должны быть систематически включены в нарративную медицину, ее теорию и практику, и я надеюсь, что эта статья поспособствует достижению этой критически важной интеграции.
